Труд или талант: отрывок из книги Леноры Чу Китайские дети. Маленькие солдатики

Китайская система убеждений, связанная с усилием, — едва ли не важнейшее из всего, что я поняла в детстве и пока жила в Китае. От легендарного упорства коммунистов в Великом походе — убийственно трудной, длиною в год и примерно в шесть тысяч миль переброске Красной Армии, с которой началось восхождение к власти Мао Цзэдуна, — до стоицизма среднестатистического китайского студента в наши дни, китайская культура пропагандирует идею, что все, чего имеет смысл добиваться, требует серьезных, продолжительных усилий. 

И дело не в том, что китайцы не верят в удачу или судьбу, как им велит народная религия. Настоящее почтение предкам должно, в принципе, одарять благословениями, и, конечно, другая группа верований предполагает, что наследство может определять судьбу: "Дракон рождает дракона, курица — курицу, а сын мыши способен лишь выкопать норку". 

И все же сильнее — врожденная вера, что тяжким трудом, то есть чику, "горькой пищей", преодолимо все. Если есть цель, достойная достижения, ежедневная жизнь некоторое время может быть совершенно и убийственно неприятной. Это понятие родители доносят до детей, учителя вдалбливают ученикам, а китайские вожди мотивируют им население, чтобы оно стремилось к цели — к модернизации Китая. 

Это убеждение царит в классных комнатах; исследования показывают, что плохие оценки у детей китайские учителя связывают с недостатком прилежания, а не башковитости. "Разница в умственном развитии среди моих учеников невелика, — убежденно сказал мне учитель Мао, шанхайский преподаватель китайского в старших классах. — Тяжкий труд — это самое главное". 

 Американцы и европейцы же, напротив, скорее склонны верить во врожденные способности. В западной культуре предпочитают думать, когда речь заходит об учебе, особенно — о чем-нибудь техническом, вроде математики или естественных наук, — что оно либо заложено, либо нет. По словам одного исследовательского отчета 2014 года, без всяких обиняков: "Азиатская и азиатско-американская молодежь  — более прилежные труженики благодаря распространенным в культуре убеждениям, что между усилием и результатом существует мощная связь… белые американцы склонны относиться к познавательным способностям как к врожденным качествам". 

Любой, кто изучает психологию и образование, скажет, что такое мировоззрение опасно. Это попросту неправда, что недостаток достижений объясняют врожденные способности ребенка. Чрезмерная вера в талант расхолаживает детей: "Чего напрягаться, если с этим ничего не поделать? Во мне такое просто не заложено".

Подобное мировоззрение глубоко влияет на то, как человек проживает жизнь. Психолог Кэрол Дуэк всю жизнь исследует полемику "смышленость — усилие", и, по ее словам, усилие берет верх. "Поборники укрепления самооценки утверждают, что закрепление в детях мнения о себе как об умных и талантливых поможет им успешно учиться, — сказала мне Дуэк у себя в кабинете в Стэнфордском университете. — Но чрезмерный акцент на "умном" — и детям уже не хватает мотивации. Упорства". 

Лучший подход очевиден. Лучше говорить ребенку так: "Молодец, хорошо поработал", а не "Ух, какой ты умный". Размышляя над китайской верой в усилие, я осознаю, что она отчасти происходит из современности. Десятилетия напролет нация наблюдала за легионами молодежи, сдающими гаокао (аналог российского ЕГЭ. — Прим. ред.). Это общенациональное геркулесово усилие само по себе являет веру китайцев в то, что высокий балл — скорее воздаяние за пот и труд, чем за врожденную смышленость. Такого рода мировосприятие особенно ценно, когда дело касается изучения математики и точных наук.

"Чтобы преуспеть, нужно тяжко трудиться, — говорит Сяодун Линь. — А китайцы трудятся тяжко". Маленькая, жилистая, пышущая энергией Линь — китайская эмигрантка, профессор в педагогическом колледже Колумбийского университета в Нью-Йорке. В одном из самых цитируемых ее трудов она поделила подростков, пытающихся учить физику, на три группы. Одной группе школьников представили величайших физиков мира — Галилея, Ньютона и Эйнштейна — и рассказали, что знаменитыми этих ученых сделали могучие усилия, которые они вложили в развитие своих теорий.

Ньютона описали как человека, чья рабочая этика изнурительного каждодневного труда позволила ему выдвинуть теорию всемирного тяготения. Эйнштейн разработал революционную теорию относительности, но, как было сказано подросткам, он двадцать пять лет своей жизни положил на обоснование единой теории поля, которая могла объяснить и электромагнитные, и гравитационные явления. Это ему не удалось.

Второй группе учеников сообщили только о достижениях этих ученых и ничего не сказали о том, как ученые этого добились. Контрольная группа просто изучала физику по программе. Результаты оказались однозначными. Детям из некоторых групп сведения о мучительных усилиях великих людей придали больше уверенности и интереса в изучении физики. Для них эти знания оказались толчком — "Может, и у меня в науке что-нибудь получится". Для детей, узнавших о гениях, которые не тратили сил, это знание оказалось медвежьей услугой.

"Те, кто верит, что ум — данность, сдаются или быстро бросают, если попадается сложная задача, — писала Линь. — Те, кто верит, что ум — дело наживное и его можно развить постепенно, прилагая усилия, с большей вероятностью будут придерживаться целей в учебе".

"Американцы считают, что, если приходится много работать, значит, ты не гений. Мы постоянно видим это в новостных заголовках: "Невероятный успех без всяких хлопот". 

"В Америке мы пытаемся протолкнуть представление, что учеба — это весело и легко, но настоящая учеба вообще-то дело трудное, — сказал Стиглер. — И страдать приходится, и мучиться, а если не хочешь через это проходить, то глубоких знаний не будет. Учащиеся зачастую сдаются, если делается трудно или не развлекательно, — такова оборотная сторона". 

Китайский учитель, которому надо поставить трудную задачу, справляется с этим легко. "Китайский учитель попросту скажет: "Работай!" — и ученики станут мучиться, продираться, им будет тяжко. Китайцы приучили своих детей терпеть страдания, неудобства и вообще все, что действительно важно для знания".

Вера в тяжкий труд, а не в талант — не исключительно китайская, конечно, но, похоже, это философия, с которой китайской культуре проще всего. Еще одна ценность — запоминание, особенно зубрежкой. В западной культуре у зубрежки репутация ни к черту. Бытует убеждение, что зубрежка превращает детей в роботов, в андроидов — если учащийся способен давать ответы только по команде, а творческого мышления у него никакого. Это в ключе западной философии, которая поддерживает представление о том, что люди развитее зверей. 

"Ум — не сосуд, который надо заполнить, а дрова, которые необходимо поджечь", — говорится в цитате, приписываемой греческому историку Плутарху. Нынешний вооруженный интернетом мир лишь укрепляет этот взгляд — позволяет нам жить, мало что запоминая наизусть. Чего хлопотать, если знание доступно одним щелчком по кнопке? 

Тут я обращусь к исследованию, согласно которому это опасная тенденция. Настоящее научение не достигается, если сведения не отпечатались в долгосрочной памяти, утверждают когнитивисты, а передачу знания в хранилище мозга частично можно осуществить запоминанием и практикой. 

Дело вот в чем: когда ребенку удалось закрепить ключевые сведения, он может освободить оперативную память, чтобы мыслить глубоко — и даже проявлять творчество. Британский просветитель Дэвид Дайдэу формулирует так: "Кое-что необходимо запоминать так глубоко, чтобы пользоваться им без усилий, и тогда можно обращаться к этим данным не задумываясь". Американский психолог Дэниэл Уиллингэм писал, что "чем большее хранилище сведений имеет мозг, тем лучше он воспринимает новые данные <…> таким образом происходит больше мышления". 

Первоклассные решатели задач опираются на "громадные массивы данных" и опыт, отложенные в долгосрочной памяти, сообщала в журнале Educational Psychology одна исследовательская группа. Иными словами, глянуть в интернете, погуглить или спросить соседа — недостаточно. В целом китайский подход к образованию полностью включает такое представление. Дети находятся в "золотом периоде расширения памяти", как пишут редакторы учебника по чтению для начальных классов, составленного из классических китайских текстов. 

В 1998 году в ходе одного шанхайского эксперимента выяснилось, что дети в начальных классах, проводившие по двадцать минут в день за зубрежкой классики, уже через год способны прочитать больше иероглифов, у них лучше с усидчивостью и сосредоточенностью. 

Запоминание важных фактов к тому же учит детей дисциплине, а это неотъемлемая часть изучения китайского языка для младших школьников. Запоминание наизусть само по себе не ключевой фактор: даже специалисты по конфуцианскому наследию говорят, что великий китайский философ поддерживал пытливость и самостоятельное мышление.