Взрослые и дети. #Многобукв: отрывок из новой книги Людмилы Петрановской

21 октября 2011 г.
— А вот задам-ка я вопрос про воспитание детей. Простой такой вопрос: чего ради? Цель? Какова, по-вашему, цель воспитания? К чему мы стремимся в конечном итоге? Что сочтем успехом, качественным выполнением родительского долга? Или не родительского, а педагогического, если мы на работе воспитываем? Варианты, которые приходят в голову с ходу:
• чтобы был счастлив;
• чтобы добился успеха;
• чтобы не пропал, адаптировался, мог о себе позаботиться;
• чтобы был полезным членом общества;
• чтобы был хорошим, нравственным человеком;
• чтобы был нашим продолжением;
• чтобы хорошо растил своих детей.
Итак, ваш вариант? Счастье, успех, добродетель, адаптация, продолжение рода, выживание вида? Другое? Желательно с аргументами, конечно. А потом я напишу свой ответ на этот вопрос, тот, который у меня с течением лет утвердился внутри.

22 октября 2011 г.
Ух, как интересно получилось! Столько ответов, совсем разных и интересных! Если бы у меня был дубль, я бы его немедленно командировала это дело обработать и систематизировать, да еще с вопросами уточняющими поприставать к людям. Получилось бы прям исследование. Но дубля нету. Поэтому я просто все прочитала, и иногда так и хотелось в ответ что-то написать, но я не писала, чтобы не сбивать вновь отвечающих с контакта с самими собой.

Так что теперь сразу всем пишу.

Есть ли правильный ответ? Конечно, нет. У каждого он свой, один или несколько. Мне кажется, тут важно не столько "правильно" отвечать на этот вопрос, сколько осознавать, как именно твой ответ отражается на твоем поведении с ребенком, на ваших отношениях, на твоем самочувствии как родителя (педагога). Потому что, конечно, очень отражается. Совсем иначе будут воспитывать ребенка те, для кого цель — успех, и те, для кого — нравственность, и те, для кого — счастье. А еще бывает интересно, когда цель, поверхностно осознаваемая, совсем не совпадает с той, что в глубине. Например, вслух звучит про "быть достойным членом общества", в глубине "чтоб не сожрали мою детку, чтоб не пропал". Это нередко в нашей стране встречается, хотя у тех, кому 30 и меньше, все реже, к счастью.

cottonbro studio / pexels.com

Сначала о "воспитании" вообще. Многие написали: а я не воспитываю. Это вряд ли. Пока дети — дети, значимые взрослые их воспитывают, осознают они это или нет. Не выходящая из запоя мама тоже воспитывает, по-своему. Ушедший из семьи папа тоже воспитывает. Умерший родитель воспитывает. Не говоря уже о родителях здравствующих и присутствующих в жизни ребенка здесь и сейчас. Есть выражение, что человек — "пустое животное". Это значит, что наши жизненные программы не записаны в генах. Они формируются у нас в течение периода детства. Именно поэтому наши дети так долго нуждаются в родителях, в отличие от других млекопитающих. Так что воспитываем–воспитываем, не отвертеться. Загружаем программы отношения к миру, к себе, к людям, к делу, к вере, загружаем стратегии и алгоритмы, неустанно даем обратную связь, обучая и отлаживая эти программы. Короче, как господин Журден, "говорим прозой", даже если об этом не думаем. И оно хорошо, что не думаем постоянно, а то бы не было никакой спонтанности и удовольствия от процесса, а они тоже воспитывают. Но иногда можно и задуматься. Как вот мы сейчас.

Любопытно, что многие заменили ответ на вопрос "В чем моя цель?" ответом про "что я хочу". И потому так много ответов про счастье — если внимательно почитать, там почти всегда про "хотелось бы". Да кто ж спорит, конечно, хотелось бы. Но цель — это все же не про "хочу", а про "осознанно стремлюсь и целенаправленно действую". И в этом смысле счастье как цель не очень. Даже если иметь в виду не временное счастье как состояние, его только гипоманиакам удается все время испытывать, и кокаинистам "по заказу", а такое глубинное "все хорошо". Ну, вот мы воспитываем-воспитываем, имея в виду эту цель, а потом у него, не дай Господь, умрет любимый человек. Или ребенок будет тяжело болен. Или сам он сделает что-то — ненамеренно — с ужасными последствиями. Собьет насмерть ребенка, будучи за рулем, — может случиться. Какое уж тут "все хорошо"... В общем, о счастье для своего ребенка можно, наверное, мечтать и молиться, но как цель... Неубедительно.

Daisy Anderson / pexels.com

Успех — дело относительное, и, как многие заметили, большинству других целей противоречащее. Успешный человек часто уязвим (зависть, враги, перенагрузки), — это противоречие с "не пропасть", — далеко не всегда порядочен и очень часто несчастлив (это я вам как психолог говорю, по опыту работы с очень успешными иногда клиентами). И есть люди, которым успех (внешне признанный) просто не нужен. Ну, не прет их, не будут они ничего ради него предпринимать. Имеют право. Если я правильно поняла, многие имели в виду не успех в смысле "китайских родителей" — пятерки и победы на конкурсах, а то самое "все хорошо", "получается то, что для меня важно". Но, опять-таки, в успехе очень велик элемент случайности. Или неслучайности — все же способности нужны. Иногда средства. И мотивация — а если он просто не захочет? Пошлет лесом все, во что мы годами вкладывались. В общем, не очень понятно, как мы можем это дело обеспечить.

Адаптированный — безусловно, цель. Но тут есть засада: тысячелетиями люди жили в условиях, когда было совершенно понятно, к чему адаптировать. Вот как сейчас все идет, так и дальше будет. Но в последние пару веков все изменилось. И продолжает меняться все быстрее. Сплошь и рядом сейчас дети адаптированнее родителей, и это они нас адаптируют, помогая перевести с английского или разобраться в компьютере. Вспомните, еще недавно считалось "правильным" годами работать на одном месте. Сейчас на это смотрят косо: что, совсем тормоз? Было стыдно брать в долг, сейчас — норма жизни. Было нормально приходить в гости  "просто так", без звонка, сейчас — немыслимо.

Связь без брака была ужос-ужос, сейчас — обычное дело. Могли ли наши родители научить нас безопасно пользоваться скоростным лифтом или правильно парковаться, понимать значение всяких "Е-стописят" на этикетках с продуктами, научить верно рассчитывать ипотеку, правильно есть суши, вставлять симку и выбирать тариф? Что будет через 20 лет, мы вообще не знаем. Может, цивилизация гикнется, и самым разумным было бы учить детей добывать огонь трением и ловить силками зайцев? А мы сидим.

Allan Mas / pexels.com

Про общество — многие открестились, оно и понятно. Нам ли не знать, что за странные вещи могут пониматься под "достойным членом общества". А вот где-то это воспринимается как нормальная вполне цель. Если, опять же, общество стабильно — нормально. Но в прошлом веке все встало с ног на голову, и кто-то, кто растил детей, скажем, в Германии первой половины ХХ века, вовсе не ждал, что жить им придется при нацизме. А если б знал и ждал? К чему бы готовил? К адаптации = стать сволочью? К нравственности = сгинуть? К успеху = должность коменданта концлагеря, а в перспективе — виселица? А то, может, к счастью? Чтобы растить ребенка достойным членом общества, надо иметь уверенность, что будет сколько-нибудь достойное общество. То, чему научил всех ХХ век, и что не осознавалось раньше: цели семьи и общества — это две большие, очень большие разницы. Чего бы по этому поводу ни мечталось обществу.

Про нравственность. Много комментов, что нравственность — это относительно. Тут я совсем не согласна. Относительны нравы. Об этом было в предыдущем абзаце. Иногда нравы пытаются себя представить как нравственность, но это проблемы их самопиара, не более того. Нравственность, мораль, как показал Кант, и пока его никто не опроверг, для всех людей и вообще для всех разумных существ одна, и ее суть описана в категорическом императиве, или в евангельском "Возлюби ближнего как самого себя". Но тут есть одна проблема. Нравственность — это прекрасно. Когда человек ее выбирает сам. Но как только нравственность начинают "воспитывать", получается ужас что. Например, инквизиция. Или тоталитаризм. Или еще какая гадость помельче, например, ханжество. Тут вот что важно: воспитание, как мы помним, есть процесс загружения программ. А нравственность — не программа. Это сфера свободы. Если человек поступает морально лишь потому, что его так научили, он не морален. Он просто дрессированный. Отсюда знаменитое корчаковское: "Пусть дитя грешит". Нравственность — это выбор между добром и злом. Если мы могли бы так воспитать, что не оставили бы ребенку возможности выбрать зло, тем самым он не мог бы свободно выбрать и добро. Поэтому от этой цели я лично отказываюсь категорически. Хотя хочется, очень хочется, и прямо ужасно, когда ребенок в этом смысле разочаровывает, но...

Про продолжение себя. Тоже хочется. Это ж почти рецепт бессмертия. Но что бывает, когда родители сильно сидят на этой кочерге, мы все знаем. Опять же, в традиционном обществе обычно все получается: а какие еще варианты. А у нас тут, понимаешь, кто во что горазд. Нет, ну его. Пожалуй, особенно хотелось бы продолжения именно в смысле воспитания детей. Но, опять же, а вдруг он не захочет. Или не сможет. И что тогда, все напрасно?

Многие отметили эгоистичные, так сказать, цели — чтобы мне с ребенком было удобно и хорошо. Оно совершенно правильно, но это все же цели про себя, а не про ребенка. Я бы их сейчас вынесла за скобки, это немного другая тема. 

В общем, к чему я сама-то пришла в итоге, я это не перечисляла в списке, чтобы не вызывать вопросы раньше времени, но во многих комментах услышала совпадение. ИМХО, цель воспитания — свобода. Свобода в смысле "выбираю, каким быть и что делать, а главное — имею возможность выбирать". Вот про возможности — это как раз к родителям. Потому что толку от свободы без возможностей.

Daisy Anderson / pexels.com

Если вдуматься, хорошее воспитание — это и есть непрерывное создание возможностей. Расширение сферы свободы и планомерное преодоление несвободы. Что ни возьми.

Непрочная или амбивалентная привязанность — это несвобода. Она обрекает на то, чтобы ребенок или подчинил свою жизнь тому, чтобы добиться любви родителей, или чтобы освободиться от их власти. Прочная — дает полностью прожить опыт безопасной зависимости и освободиться от зависимости, когда настанет время. Принятие, любовь, внимание, забота дают чувство прочного тыла, а с хорошим тылом можно отправляться в любую сторону.

Плохое образование, отсутствие возможностей для развития способностей — несвобода, ограничение возможностей. Хорошее — больше возможностей, больше свободы выбора. Насильственное образование, манипулятивное развитие — несвобода, повреждает мотивацию, ребенка "тошнит" от того, что ему навязывалось. Ненасильственное, поддерживающее — оставляет все пути открытыми. Захочет — продолжит, захочет — найдет другое, но опыт останется с ним. А может, потом еще раз передумает. То есть покупая гитару и краски, выбирая внимательно школу, мы увеличиваем степени свободы, но ставя, например, свое хорошее отношение к ребенку в зависимость от его успехов, позволяя учебным проблемам разрушать отношения, прибегая к насилию ради успехов в чем-то — уменьшаем.

Забота о здоровье и безопасности — расширение сферы свободы, это очевидно. Рахит, гастрит и сколиоз свободы не добавят. Не говоря уже о более серьезных травмах и болезнях.

Очень жесткие рамки того, что родители готовы принять, например, требование послушания всегда и во всем — несвобода, потом всю жизнь придется либо уступать, либо "бороться за правду" (попустительство во всем — тоже несвобода, так как незабота, об этом было выше). Насильственное насаждение своих ценностей — несвобода, ребенку приходится либо глотать, не жуя, либо выплевывать, а распробовать-то он и не может.

Отказ от заботы, прерывание связи — тоже несвобода, ушедший родитель "привязывает" к себе, к своей судьбе. Не всегда это от нас зависит, но ребенок, которому не довелось пережить потерю родителя, конечно, в общем и целом свободнее.

Запрет любить и помнить "плохого" родителя — несвобода. Если запрета нет, ребенок может выбирать: быть похожим или нет. Если любить нельзя, ему приходится повторять образ жизни и судьбу — а как еще сохранить связь?

Травмы, насилие, унижение, привитые комплексы — это несвобода, и так понятно. Ребенок вынужден будет потратить кучу времени и сил на преодоление последствий — или жить с искажениями внутри.

Разнообразные модели и стратегии поведения самих родителей — это тоже свобода. Тогда, возвращаясь к разговору о жизни в обществе, у выросшего ребенка будут в распоряжении разные стратегии: лояльности (если повезет на времена) или сопротивления (если не повезет и если это будет для него ценностно важно). И на более мелком уровне: всякие знания-умения-навыки, чем больше возможностей, тем лучше, кто его знает, что пригодится и даст больше свободы.

Открытость в отношениях, разговоры, рефлексия чувств и поступков — больше свободы, умолчания, закрытые темы, "скелеты в шкафу" — меньше.

Не буду продолжать, ибо можно бесконечно. Это я не к тому, чтобы кого-то убедить, или что я именно права, а другие нет. Просто у меня вот так сложилось внутри.

Karolina Grabowska / pexels.com

Конечно, возникает вопрос: как же так, ведь сплошь и рядом мы ограничиваем свободу ребенка, чтобы обеспечить ему свободу на будущее. Ну, в предельном варианте: не даем выпасть из окна, чтобы оставить в его распоряжении жизнь. Или не даем чипсов, чтобы в будущем он мог проводить время не на больничной койке в гастроэнтерологии, а более свободно, разнообразно и творчески. Да еще одна свобода часто противоречит другой: хорошее образование — свобода, но проверять уроки до старших классов — значит, не давать свободы самому за свои успехи отвечать. Пусть дитя грешит — оно, конечно, свобода, но вот если он догрешится до колонии, это будет уже совсем несвобода. И так все время.

Это очень интересный и непростой вопрос, связанный с тем, что, воспитывая детей, мы имеем дело со становящейся субъектностью. Кант и другие писали о субъектности, уже имеющей место. Адам Смит говорил, что либерализм — не для детей и дикарей, и при всей нетолерантности в этом есть здравое зерно. Воспитание под знаком "никакой свободы" уродует. Воспитание в условиях полной свободы невротизирует, да и просто опасно. Что в одном возрасте хорошо, то в другом плохо. И с разными детьми. И в разных ситуациях. Все время нужно искать баланс, сколько свободы нужно прямо сейчас и про что.

В общем, про это совсем ничего еще толком неизвестно и непонятно в мировой философской, педагогической и этической мысли. Тут думать и думать.